— Она, наверное, съехала вчера, — сказал Тутайн, — но мы этого не заметили.
Он больше не приставал к тем чужим мужчинам. А в конторе бургомистра узнал, что госпожа Вогельквист уехала из города, с неопределенной целью. Железнодорожный служащий вспомнил, что она села на ночной поезд, отправляющийся в направлении Гётеборга. В полдень нагрянули первые кредиторы, они показывали Тутайну счета и требовали оплаты. (Позже выяснилось, что вдова Гёсты оставила долги, общая сумма которых равнялась примерно годовому доходу торгового заведения Вогельквиста.) В тот же полдень нотариус, в чьем присутствии Тутайн когда-то заключил договор с вдовой Гёсты, узнал через знакомого адвоката, что дом и земельный участок проданы некоему скототорговцу. Несмотря на высокую ипотечную задолженность, покупатель выложил за них семь тысяч крон. Договор с Тутайном при этом нарушен не был. Вечером явился и сам скототорговец. Он представился как новый владелец предприятия, прошелся по всем помещениям. Под конец, когда все мы уже сидели в конторе, он сделал Тутайну предложение: вступить в его фирму на правах пайщика; тогда можно будет торговать и скотом, и лошадьми; и вообще, для Тутайна мало что изменится. Собственно, продолжал скототорговец, у Тутайна и нет никакого выбора: ему, дескать, придется согласиться, потому что вместе с домом было приобретено и право торговать здесь — начиная со следующего года — лошадьми; а вывеска с красивыми золотыми буквами над воротами — ТОРГОВЛЯ ЛОШАДЬМИ ГЁСТЫ ВОГЕЛЬКВИСТА — пусть остается. Все очень просто. В любом случае вывеска останется. Это старая, известная людям вывеска — такая же известная, как и само предприятие. Тем не менее он хочет, чтобы его поняли правильно: именно он теперь хозяин в доме и обладатель необходимого капитала. — Тут он удовлетворенно засмеялся.
После этого заявления Тутайн пугающе долго смотрел на скототорговца; и молчал так упорно, что даже свидетели, Эгиль и я, почувствовали стеснение в груди. Торговец перестал смеяться. Он начал ерзать на стуле. А под конец ему даже пришлось утереть пот со лба.
— Почему… вы мне не отвечаете? — пробормотал он.
Глаза Тутайна продолжали свежевать его лицо. Наконец наш друг, похоже, решил прекратить экзекуцию.
— Вдова Гёсты, — сказал он, — то есть госпожа Вогельквист, уже отравила мое существование как торговца; с вами я тоже буду постоянно ссориться и вечно вытаскивать проигрышный жребий.
— Вы что же, не хотите? — возмущенно спросил торговец.
— У меня еще есть здесь определенные права, сроком на год, — сказал Тутайн, — и вам придется с этим считаться.
— Почему, собственно, вы не купили эти бараки? — спросил торговец. — Высокомерия вам не занимать; но, наверное, кошелек слишком тощий.
— Вы, похоже, лучше, чем я, знаете вдову Гёсты, — ответил Тутайн. — Сама она не придумала бы этот неожиданный ход. Вы не пожалели семи тысяч крон, чтобы поймать меня в западню. Но я от вас все равно ускользну.
Скототорговец ушел, уже сделавшись нашим врагом.
— Что теперь будет? Что будет с нами? Что будет со мной? — спрашивал Эгиль. Голос у него впервые пресекся. Я видел еле сдерживаемые слезы в его глазах; но Тутайн этих слез не видел.
Мысли Тутайна витали где-то далеко. Он сказал:
— Я просто прикрою торговлю лошадьми. Это самый удобный выход.
Он говорил не с нами. Он сказал это себе. Эгиль испугался. И заговорил снова:
— Что будет со мной? У нас нет договоренности. Но я все же надеялся, что со мной обойдутся лучше, чем со слугой, которого внезапно прогоняют вон.
Тутайн не ответил. Возможно, он вообще не услышал слова Эгиля. Он отправился к Фалтину и оставил нас одних.
— Что он собирается натворить? — спросил меня Эгиль.
— Он сейчас вне себя, — попытался я его успокоить. — Он совершенно не был готов к такому. Он хочет посоветоваться.
— Последние два дня были хуже некуда, — отважился подытожить Эгиль.
— Я сегодня не думал о Гемме, — сказал я равнодушно.
— Сегодня мой черед, — сказал Эгиль.
— Тебе, однако, пришлось не хуже, чем Тутайну, — возразил я.
— Тутайн не думает обо мне, — сказал Эгиль, — я же всегда о нем думаю. У Тутайна много тайн; у меня только одна.
— Мужчины… — сказал я. — Мужчины, как правило, не умеют молчать, в этом их ошибка. Тайны нельзя выбалтывать. Я вот вчера разболтался, и это навлекло на меня беду.
— Я сумею молчать, — сказал он решительно.
Он поднялся, потянулся.
— Пора спать, — сказал.
И пошел в свою комнату.
Все еще идет дождь; погода испортилась. Холодное помрачневшее небо удушает свет долгих дней. Мое думание обращено вспять…
Решения сваливались на нас одно за другим. Было понятно, что Тутайн хочет отказаться от торговли лошадьми. И Фалтина он навещал явно не потому, что нуждался в советах, как ему себя вести со скототорговцем. Вдова Гёсты прислала Тутайну письмо с кратким описанием того, что произошло. Она подчеркивала, что со своей стороны договор не нарушила. К письму она приложила список сделанных ею долгов и просила оплатить их из той части доходов предприятия, которую она должна получить в следующем году. Она черным по белому обвиняла Тутайна в том, что он, из-за свойственной ему неуживчивости, разрушил ее надежду на дальнейшее плодотворное сотрудничество. О своем нынешнем местопребывании она умолчала. Она, дескать, «наконец свободна, свободна, свободна!», приписала она в конце размашистым почерком. Тутайн порвал это письмо.