Остаток этого дня и часы последовавшей за ним ночи были вычерпнуты из потока времени и опорожнены в вечное-небытийствующее (das ewig Nichtseiende); они вспыхивали там, как разреженный ртутный луч. Оксюморон «вечное-небытийствующее» подразумевает у Янна вечное существование нематериальных идей, порожденных искусством образов и так далее. Такое представление было выражено уже в ранней драме «Ханс Генрих» (1913/1917/1921; Угрино и Инграбания, с. 449–450):
...<…> Смотри, смотри: творение зодчего стоит, зачарованное, мертвое, — а все же тысячи его линий живут. Это — одна из целей Вечности.
Кто такие рабы Божии?
Те, кто ради Его Творения отвоевывают у хаоса всего преходящего окровавленные, отягощенные слезами линии — путеводные нити к времени безвременья, — и восхищают их для вечности, для некоего отдаленного места, где они будут впредь пребывать в своем неподкупном постоянстве.
Возможно, эту идею Янн когда-то позаимствовал из «Леонса и Лены» (1838) Георга Бюхнера (перевод Э. В. Венгеровой; Бюхнер, с. 184):
...Я знаю, чего ты хочешь: мы разобьем все часы, запретим все календари и будем считать дни и месяцы только по цветочным часам, только по соцветиям и плодам. Мы уставим все наше маленькое королевство зеркалами, чтобы зимы не было вовсе, а летом стояла бы жара, как на Искье и Капри, и целый год будем проводить среди роз и фиалок, среди апельсиновых деревьев и лавров.
Я обнаружил на нем разверстый рот большой раны. См. об иконографии дьявола (Средневековый образ, с. 167):
...Пожираемый грешник нередко выходит из нижней части его тела; в том случае, когда на животе Люцифера изображается второе лицо, — грешник выходит из этого нижнего рта (дьявол, пожрав жертву, тут же то ли испражняется ею, то ли выблевывает, то ли рожает ее). Круговорот грешника в дьявольском теле на визуальном уровне порождает симметрию верха и низа — как у Джованни ди Модены.
…в пещерах Овьедо, Фон-де-Гом, Эпаленж, Гурдан, Комбарель, Альтамира, Марсула, Нио, Тюк д’Одубер… Имеются в виду пещеры с верхнепалеолитической живописью: Овьедо и Альтамира в Испании; Фон-де-Гом, Гурдан, Комбарель, Марсула, Нио и Тюк д’Одубер во Франции; Эпаленж в Швейцарии.
У Клопштока или Лессинга нет ни одного текстового фрагмента, где бы они выступили против казни посредством колесования. Ни строчки — против бесчинств гнусного Закона! Они бы согласились, чтобы Тутайну, живому, переломали кости… Кости ног и рук переламывали приговоренным к колесованию. Казнь посредством колесования практиковалась в Баварии до 1813 года, в Пруссии — до 1841-го.
Разве бросок костей, определивший его, Тутайна, бытие, был сделан шулером? Вероятно, аллюзия на поэму Стефана Малларме «Бросок костей никогда не исключает случайность» (1897 и 1914).
…были расплавленным металлом, медью или оловом, небесной и земной любовью. В большей степени — именно земной любовью. Красной медью. Идея земной и небесной любви, двух Афродит и двух Эротов, восходит к «Пиру» Платона (Пир 180d; Платон, с. 726; перевод С. Апта):
...Все мы знаем, что нет Афродиты без Эрота <…>; но коль скоро Афродиты две, то и Эротов должно быть два. А этих богинь, конечно же, две: старшая, что без матери, дочь Урана, которую мы и называем поэтому небесной, и младшая, дочь Дионы и Зевса, которую мы именуем пошлой.
О земной и небесной любви у Плотина см. выше, . Медь — металл Венеры, олово — Юпитера.
Уже пять раз прошло по семь лет. В самом начале «Свидетельства» мысль о семилетних жизненных циклах высказывает таинственный собеседник Хорна, а Хорн пытается его мнение опровергнуть ():
...Он ответил мне:
— В любом случае вредно считать прошлое чем-то реальным или даже правдивым. Человек кардинально меняется через каждые семь лет. У него уже не прежние мускулы. Не прежними глазами смотрит он на землю. Кровь его за такой срок многократно очищалась. Другим языком ощущает он вкус пищи. В нем зреют зародыши других маний. То, что было с ним прежде, улетучилось вместе с дыханием из легких, вытекло из почек вместе с мочой; вытолкнутая пища: вот что такое прошлое.
К кавалеру ордена Серафимов… Орден Серафимов — высший орден Швеции.
…речь шла о всегда нечистоплотном научном интересе… В пьесе Янна «Врач / его жена / его сын» (1922) доктор Менке отрекается от медицины и от науки вообще, потому что научное мировидение предполагает, что на мир следует смотреть как на совокупность отчужденных объектов (Dramen I, S. 486, 488, 490–492):
...Мы не понимаем друг друга — да и образность моих мыслей ничего привлекательного для вас не содержат, потому что происходит из языческого храма. <…> Ради научного чванства я не стану совершать убийство. Во мне слишком мало сохранилось от скотины… или от врача, что одно и то же. <…> У европейского человечества — по крайней мере, у него — больной этос. <…> Я считаю свою деятельность аморальной, убийственной для культуры, унижающей человека. Я мешаю живым существам познавать себя, мир, Бога. <…> Из-за нашего вырожденчества, из-за воли к цивилизации, которые, в противоположность искусству и магии, на каждой ступени оказываются несовершенными, гибнет красота мира. <…>