Для этого есть не лишенный жути речевой оборот. Безобразная мысль неотступно преследует вас. Этот «речевой оборот» Янн изображает очень конкретно и наглядно, олицетворяя его в образе «человечка» (в «Деревянном корабле», с. 208) и «Злого Помысла», по виду подобного огру (чуть ниже, ). Вообще в «Деревянном корабле» огромное место уделено описаниям «злых помыслов» (суперкарго, судовладельца, матросов).
…иначе другая сторона (die andere Seite), Нереальное, завладеет мною. Я уже чувствовал, как железные стенки кубрика рассыпаются. И влечения к смутным авантюрам навязывали себя мне… «Другая сторона» (Die andere Seite, 1909) — роман Альфреда Кубина (1877–1959) о городе грез, все события в котором определяются фантазией его жителей.
В 1933 году Янн так объяснял Вальтеру Мушгу значение своего раннего романа «Угрино и Инграбания» (Gespräche, 1967, S. 114 f.; курсив мой. — Т. Б.):
...Передо мной предстал иной, еще не обращенный в руины мир, и он хотел быть завоеванным — не в смысле открытия, а в смысле обоснования: тут нужно выразиться весомее: он хотел быть основанным — мой собственный мир, который я мог бы поставить на кон в игре против мира существующего. Чтобы это стало возможным, требовалось осуществить важные открытия духовного порядка: я должен был рассмотреть ткань нашего мира (das Gewebe der Welt) с другой стороны (von der andern Seite).
Похоже, что в «Реке без берегов» тоже представлена «другая» (изнаночная, фантазийная) сторона «ткани мира» (точнее, обе стороны, с преобладанием «лицевой» во второй части «Свидетельства»).
…как личинки паразитической осы опустошают гусеницу… См. комментарий к «Деревянному кораблю» (Деревянный корабль, с. 304).
Я отчетливо видел подвижный образ злого помысла. См.: Мф. 15,19: «Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления —».
Он подобен огру… Огры — в кельтской мифологии безобразные и злобные великаны-людоеды; обитают преимущественно на болотах.
Тягучая чернота его похоти (Das zähe Schwarz seiner Begehrlichkeit)… Это выражение, быть может, объясняет смысл образа шестерых матросов с лицами, вымазанными дегтем (в «Деревянном корабле», с. 207–208). Эти матросы стали непосредственными виновниками гибели судна, а сами их действия напоминают половой акт:
...Глухо загудев, головка балки в первый раз толкнулась в обнаженную медь. Георг Лауффер чувствовал себя так, будто борется с кошмарным сном и не может проснуться. Он смотрел на искаженное, совершенно потерявшее человеческий облик лицо Густава, которое влажно блестело; на невозмутимые дегтярные головы неизвестных… Беззвучность происходящего, прерываемая лишь резким буханьем медленно раскачиваемой балки. Балка напоминает гигантский ключ, пытающийся открыть необозримо высокую дверь…
«Я веду себя как рожденный наполовину». Ср. слова Принца в «Новом „Любекском танце смерти“» (Деревянный корабль, с. 272):
...Сам я боли не чувствую. Выходит, я ничего не знаю. Я лишен своей половины: изуродован и осчастливлен одновременно. Я подозреваю, что у меня нет доступа к информации. Что мне лгут. Что я попал в мертвый штиль какой-то вечности. Что я не присутствую здесь. Как сосед я устранен.
Когда он обезобразил ее, лишил человеческого облика, вымазал дегтем и обклеил обрывками бумаги… То обстоятельство, что Тутайн обмазывает Эллену дегтем, каким-то образом сближает ее с шестью матросами, которые вымазали себе дегтем лица. Наиболее очевидная аналогия состоит в том, что в обоих случаях деготь — средство маскировки, сокрытия чего-то. Образы черной женщины встречаются и в других произведениях Янна.
В новелле «Свинцовая ночь» (Это настигнет каждого, с. 65–67; курсив мой. — Т. Б.) реакция Матье на только что увиденное им черное тело Эльвиры описывается так:
...Эта чернота без блеска и теней не выражала ничего и даже не подчеркивала форму тела… Несколько секунд Матье казалось, будто он смотрит в дыру или находится по ту сторону зеркала, напротив тени, не имеющей первопричины. <…> Он смотрел в Не-бывшее, Не-представимое, Не-становящееся: оно неподвижно пребывало по ту сторону формы и материи, радости и страданья.
Сама Эльвира ранее предупреждала его (там же, с. 61; курсив мой. — Т. Б.): «Мы же по видовым признакам люди; но по разновидности — сон, черный занавес, заслоняющий нас от нас самих».
В романе «Угрино и Инграбания» черная женщина — многозначный образ Суламифи: возлюбленной или матери, музы или произведения главного героя, Мастера, — мертвой и оживающей (Угрино и Инграбания, с. 48 и 126):
...Я писал долго, я представлял себе эту черную женщину во всем ее великолепии, и сам влюбился в нее, и сравнивал ее с прекраснейшими вещами, которые знал, под конец — с саркофагом из черного мрамора. И я был царем Соломоном, который по ночам отдыхает в таком гробу. <…>
Но дверь за моей спиной вела в крипту с черными телами, среди которых пребывал Он: невеста или друг, мужчина или женщина, Энкиду или черная возлюбленная — безымянная, погребенная в саркофаге, истлевшая или живая, жаркая или холодная как лед…
…что будто бы мать этого человека, шлюха, живьем была запрятана в один из стоящих в трюме ящиков, в качестве груза. Как видно из сравнения имеющихся в романе описаний Эллены или галеонной фигуры (Деревянный корабль, с. 439–441), Эллена такова, какой ее способен увидеть каждый из персонажей. Поэтому и в «безумной идее» Клеменса Фитте нет ничего невозможного. А значит, не стоит полностью сбрасывать со счетов и интерпретацию, предложенную современным немецким драматургом Андре Соколовски. Он считает, что рассказ Тутайна об убийстве Эллены — ложь; что Эллена, некое божественное существо, сама покинула Густава, потому что он пренебрегал ею, недостаточно ее любил. Эллена, полагает Соколовски, вместе с владельцем корабля замаскировалась, измазав себе лицо дегтем, была в числе шести матросов с черными лицами, сама вместе с ними разрушила корабль, после чего исчезла и поселилась в имении господина Дюменегульда. В пьесе Соколовски Эллена, через семь лет после кораблекрушения «Лаис», говорит судовладельцу (Galionsfigur, S. 57): «Это была я, я потопила твой корабль, я смешалась с бунтовщиками, разбивала толстые доски…»